Зиновий Гердт

Зиновий Гердт умер 18 ноября 1996 года.
Через два месяца после своего восьмидесятилетия (он родился 21 сентября 1916-го).
Текст, который вы прочтете ниже, готовился именно к юбилею.
Картинка примерно такая: девочка двадцати лет подходит к звезде на презентации. Скучно и пошло, в общем. Но Гердт был настолько интересной фигурой, что ни скуки, ни пошлости от такого, глупого общения начинающей со звездой вы не почувствуете.
Его юмор, его потрясающий язык я до сих пор не могу забыть. А саму беседу я записала в дневник тем же вечером, после общения.

Вот уже два года я мечтаю об интервью с Зиновием Гердтом. Раз в три месяца я набираю номер его телефона и начинаю канючить: "Зиновий Ефимович, вы же обещали, давным-давно, ну пожалуйста"...
Он доброжелательно выслушивает, он не отказывается наотрез, он говорит - позвоните позже. Когда? - ну, еще через два месяца, сейчас я уже надавал интервью, меня слишком много в прессе, мне кажется, что я открою кран, и оттуда польется Гердт, несолидно как-то...
Я отвечаю стандартное "да, конечно". Я, само собой разумеется, перезвоню. Он, само собой разумеется, мне вновь откажет, но его голос в трубке слушать так приятно, что удовольствие доставляет и отказ.
Началось все на презентации литературного журнала "Арион". Где-то в толпе фуршетников я увидела Гердта. Начинающий журналист - существо страшное, всегда готовое пойти "на Вы", схватить одной рукой знаменитость, другой - диктофон. Вот я и пошла хвататься за Гердта.
- Зиновий Ефимович, извините, можно попросить Вас об интервью?
- Де-точ-ка (первое слово он произносит практически по слогам), зачем вам старый, пьющий на презентации человек? Я же болтаю... Я все время болтаю, и вам это не понравится, это неинтересно.
- Интересно!
- Хм... Но это о вас дурно говорит. Я болтаю всякие глупости.
- А если они не кажутся глупостями? Или это обо мне тоже дурно говорит?
- Видите ли деточка, я вас понимаю, для вас это - начало. Вы ищете хоть сколько нибудь заметных людей. Но я вам не подойду. Мне, например, нравится ваше поколение, а вы ждете, что я буду его ругать.
- Не-а.
Он оборачивается к кому-то и заговорщически спрашивает:
- Как вы полагаете, торг здесь уместен?
Ему отвечают, что да, уместен, Гердт наливает мне водки. Потом - резко, с мефистофелевским прищуром:
- Отдашься - соглашусь! (позже я узнала, что Гердт частенько отпугивает юных журналисток именно так)
- Теперь нужно торговаться?
- Да, конечно. Надо ведь было с чего-то начать?..
После паузы:
- Как звать-то тебя?
- Валя.
- Валентина? Гм, хорошо. "Валя-Валентина, что с тобой теперь?"
- "Белая палата, крашеная дверь",- с готовностью отвечаю я.
- "Тоньше паутины"... Как там дальше?
Я сказала. На ушко и с выражением. Потом задала глупый вопрос - просто для того, чтобы что-то спросить:
- Вы любите стихи?
Естественно, он меня тут же отчитал. Так мне и надо:
- Эта фраза ничего не говорит о моем отношении к стихам. Я просто НЕ МОГУ пройти мимо текста, написанного в столбик. В "Вечерней Москве", в стенгазете, Бог знает где.
- Вы писали стихи?
- В юности? Ну конечно, - мечтательно вздыхает, - Сонеты! Ах! (Слово "сонеты" произносится через "э" для пущей романтичности)
- И что-нибудь печатали?
Вредным голосом, скороговоркой:
- Да. Вот недавно. У нас в лифте постоянно кто-то пИсал. И я написал стихотворение: "Дорогие, осчастливьте, перестаньте пИсать в лифте!" И напечатал, и повесил в лифте. Листик очень скоро содрали, но тот человек в лифте больше этого не делал.
- В общем, социально значимое стихотворение?
- Нет. Я думаю, это - волшебная сила искусства! Но вы послушайте (с воодушевлением), какая рифма - "осчастливьте - в лифте"! Просто Пастернак!

Потом мы договорились, что я позвоню, и он даст-таки мне интервью. Я позвонила. Он интервью не дал. Наверное, правильно сделал. Конечно же, он не помнит теперь ни этой фуршетной болтовни, ни меня; конечно же, он не догадывается о той игре, в которую я с тех пор играю - раз в три месяца набрать его телефонный номер и услышать смешное слово "деточка", произнесенное по слогам.

Валентина ЛЬВОВА