Т Ю З

В поисках утраченного бабая

ТЮЗ. А.П.Чехов. "Черный монах". Спектакль Камы Гинкаса. В ролях: Сергей Маковецкий, Владимир Кашпур, Игорь Ясулович, Виктория Верберг.
***
Детская страшилка: придет бабай и унесет тебя с собой, если будешь плохо себя вести. Или: в черной-черной комнате стоит черный-черный гроб. И - крик из черного-черного гроба: "Отдай свое сердце!" Нет способа спастись, сердце обречено, но где-то на дне щекочущего нервы ужаса плещется приятная гордость: из всех миллионов послушных мальчиков и девочек бабай выбирает именно тебя.
Спектакль Камы Гинкаса поставлен на балконе ТЮЗа. Там сидят зрители, там же прижимается к перилам маленькая сцена, утыканная павлиньими перьями, изображающими сад. Сергей Маковецкий, играющий главную роль, с самых же первых секунд готов подвергнуть свои (и чужие) нервы щекотке. Он с улыбкой балансирует на перилах, оступается, удовлетворенно слушает зрительское "ах!", потом разбегается и прыгает вниз. Но это все пока понарошку - так, репетиция другого, невидимого прыжка и падения.
Легенда про Черного монаха взрослому человеку кажется не более страшной, чем всякие бабаи и гробы. Она, скорее, странная. Как говорит главный герой, Андрей Коврин, -"ни с чем не сообразная". Она не столько пугает, сколько "занимает", крутится в голове, как заезженный припев шлягера. Тысячу лет назад черный монах шел по пустыне, а в другом месте рыбаки видели такого же монаха, идущего по поверхности озера. Миражи множились, их видели то тут, то там, пока чеховский персонаж не позволил видению войти в свою жизнь и в сад ничего не подозревающих Тани и Егора Семеновича Песоцких, у которых Коврин гостил.
Кама Гинкас к призраку отнесся без ужаса и трепета. Игорь Ясулович, изображающий Черного монаха, отнюдь не похож на создание загадочное и мистическое. Его ласково назовешь страшненьким, а не страшным - и грязненький он, и тощенький, и босенький. Пятки свои голые показывает, сигарку курит, пуская дым в лицо, по перекладинам карабкается резво, разговаривает спокойно, без завываний. В общем, слишком мелкий бес, чтобы принимать его всерьез. Смешной такой. Нелепый.
Гинкас за монахом наблюдает с иронией - он в него не верит. Он позволяет залу вволю посмеяться над призраком: страшен не черт, как его ни малюй, страшны слушающие его. А Сергей Маковецкий нашептывания черта слушает слишком внимательно. Его герой питается галлюцинацией, живет ею, растворяется в ней. Как только чужой палец укажет ему на пустое, не занятое черным монахом место, источник питания исчезнет. Без него Коврин оступится и полетит вниз, станет обыкновенным человеком, ненавидящим всех, кто лишил его сверхъестественной пищи (и мощи). Это-то и будет страшно.
Дивный сад из павлиньих перьев, выращенный для Гинкаса сценографом Бархиным, опустошится. Досчатая сцена облысеет, летнюю беседку заколотят рабочие. Все, идиллия закончится. Бабай заберет с собой понадобившееся ему зачем-то сердце. Это сердце слишком готово было отдаться.


Валентина ЛЬВОВА