-         - А шест там есть? – голос коллеги в телефонной трубке был предельно серьезен.

-         Какой еще шест?

-         Ну, не маленькая. Должна знать. Шест для танцев. Иначе зачем тебя в бар звать на работу?

До меня дошло, и я обиделась за всех служительниц французского общепита сразу:

-         Это тебе не бар со стриптизом! Меня позвали в приличное заведение!

В трубке раздалось глумливое «хи-хи».

 

У каждого свои недостатки

Непристойное предложение поработать в баре я получила весьма внезапно. Просто зашла по дороге в первую попавшуюся дверь, и все. За стойкой виднелся совершенно одинокий бармен и, с выражением меланхолии на лице, пил «хайнеккен» из горла.

-         Добрый вечер, месье!

-         Добрый вечер.

-         Бокал красного.

Судя по тому, что далее бармен не стал уточнять, какого именно красного мне приспичило глотнуть в это время суток, богатством ассортимента заведение не отличалось. В молчании бокал был наполнен бордовой жидкостью, и месье снова уселся на свой табурет, задумчиво допивая пиво. Иногда он с тоской смотрел на улицу, иногда – на настенные часы.  Потом пиво кончилось, месье встал с табуретки, сделал два шага к мусорному ведру, выбросил бутылку. Затем из холодильника вытащил новый «хайнеккен», открыл, снова сел и, переводя грустный взор с окна на часы, уткнулся взглядом в меня.

-         Как дела? – поинтересовался он тоном, в котором слышались  все страдания, перенесенные им и его родственниками за последние десять лет.

-         Хорошо, - осторожно ответила я. 

-         Погода сегодня неплохая.

-         Да, тепло.

-         А вчера было холодно.

-         Да, холодно, и шел дождь.

Мы еще помолчали.

-         Вы живете в этом районе? – вдруг, как будто что-то решив, спросил он.

-         Да.

-         Не хотите поработать у меня? Здесь, за стойкой?

Согласитесь, что-что, а вот такие предложения в жизни российских журналистов возникают не часто. Мы, российские журналисты, конечно – люди разносторонние, но вот изготовление коктейля «дьяболо» пока не занимало в нашей жизни достойного места. 

-         Месье, а вас не смущает, что я не знаю, какой напиток наливать в какую рюмку? – спросила я у бармена.

-         Нет.

-         А еще я кофе не умею варить в таких автоматах.

-         Научитесь.

-         А на этой неделе я буду занята.

-         Подожду.

Все это напоминало финальный диалог в фильме «В джазе только девушки». Еще немножко – и он сказал бы сакраментальное – «У каждого свои недостатки».

 

 

Всегда говори «никогда»

 

Патрона звали Рашид. Его и сейчас так, впрочем, зовут. Исходя из звучания имени, вы можете догадаться: не француз. Больше двадцати лет назад приехал из Алжира на стажировку, но парижская жизнь его затянула. Образование – высшее. По профессии – фотограф. Работал в нескольких французских газетах, потом был телеоператором на  самом рейтинговом канале Франции – ТF1. Также участвовал в мотогонках.

Вольные хлеба бросил пять лет назад, купив бар.

-         Рашид, а зачем? – спросила я как-то, оглядев пустующее помещение.

-         Думал, разбогатею, - ответил патрон и открыл новое пиво.

Пива в день Рашид выпивал много.

Со скоростью четыре бутылочки в час, но без остановок.

Вы скажете, что видали мы и более впечатляющие скорости, вот, вчера с приятелями да под леща... Возражу: вы это сделали вчера. Сегодня вам было плохо, а в наступление завтра вы вообще уже не верите. А Рашид, во-первых, не ел никакого леща, а, во-вторых, пиво он пил без выходных.

В первый день работы мне вообще показалось, что я арендована в качестве ходячей открывалки для пива. Клиентов было мало. Один, другой... Они не многого хотели от жизни и от меня, и желания их чаще всего были одинаковыми.

-         Пива! – сообщали они после обязательного «бонсуара», и не было даже нужды спрашивать – какого.

Хотя в холодильнике, на самом деле, имелось три разновидности этого пенящегося напитка.

Все указывало на то, что люди сюда приходят постоянно. Пьют одно и то же. Курят одно и то же. Разговаривают, по большому счету, тоже об одном. Вопрос всегда задается простой – «са ва?» (в смысле, как дела?)

Ответ звучит тоже несложный – «са ва». То бишь – «идут».

У меня дела идти начинали в пять часов пополудни. И шли таким образом до двух ночи. Я открывала пиво, пыталась запомнить прейскурант в евро, училась премудростям жизни французских «сервьоз» (это так девушку за стойкой называют). Уроки премудростям всегда начинались со слова «никогда».

-         Никогда, слышишь, никогда не открывай бутылку под стойкой! Ставишь сюда, перед клиентом, потом вскрываешь.

-         Но я же могу пролить пиво на клиента?

-         Не проблема. Вытрем. Хуже, если он подумает, что ты подменила бутылку.

Бутылок я не подменивала. И вообще очень старалась. Тем паче, что первый же клиент дал мне 50 евроцентов «на чай» (их здесь по старинке зовут сантимами), предварительно сообщив:

-         Ваш Путин – серьезный мужчина!

-         Н-да, - не могла не согласиться я.

Еще первый клиент все время курил и бросал сигареты на пол. Я поставила рядом пепельницу, но тут на меня коршуном кинулся патрон:

-         Никогда! Никогда не ставь пепельницу на стойку!

Тут уж, извините, даже дискутировать было странно. Но таких необычных фобий я еще в жизни не встречала и попыталась говорить спокойно и кротко:

-         Вы не бойтесь, Рашид, я потом помою. Мне не трудно.

-         Ва-лан-ти-на! Есть закон! Пепельница на стойке стоять НЕ МОЖЕТ!!!  С семидесятых годов!

(Дальнейшие исследования показали: патрон с ума не сошел. Хотя во многих заведениях закон нарушают. Но, в основном, население у стойки в дешевых барах пепел бросает на пол. Пока же я могла выдохнуть только одно слово).

-         По-че-му?!!!

Рашид взял себя в руки (иностранка, что с нее взять) и объяснил, что да, неприятно видеть, когда на полу валяются окурки. Но еще неприятнее, когда тебе в кофе случайно стряхивают пепел. А за стойкой сидят люди,  все больше незнакомые, тесно, всякое может случиться. Вот за столиком – пожалуйста, будет им и пепельница, будет и какао с чаем.

 

Орел или решка?

 

Первые два часа работы прошли весело. Люди приходили, выпивали, шутили, спрашивали про русские морозы. Национальности были представлены самые разные – от неведомых мне доселе кабильцев до турок, от тунисцев до румын. Я стояла спиной к батарее бутылок и лучезарно улыбалась посетителям.

Вскоре я поняла, что еще немного – и эта улыбка останется на моем лице, как у той девочки из анекдота, которая ходила в каске и смеялась.

Они были разные, люди по ту сторону от стойки. Симпатичные, грязные, злые, недоверчивые, отвратительные... Всякие. Кто-то был щедр. Кто-то забирал всю сдачу с коричневого блюдечка, которое я подавала. Кто-то шутил.

Турок Яша (да, именно на это русское имя он откликается!) веселился примерно так: взяв сдачу, отвернувшись, он вдруг бросил через плечо:

-         Орел или решка?

-         Что-что?

-         Ну, новенькая, вы хотите получить чаевые, или нет?

-         Хочу, - послушно сказала я, пытаясь изобразить алчность во взгляде.

-         Так орел или решка?

-          Мммм... Решка!

Яша кинул монетку на стойку – да, решка. Плюс двадцать центов к моему заработку.

-         А теперь? – не унимался Яша.

-         Решка.

Операция повторилась, монетка снова повернулась ко мне передом, к стойке – задом. Еще плюс двадцать центов.

-         Ну, последний раз! – Яша явно вошел в раж.

-         Решка!

Ура – это был евро. Ставки возрастали, господа. 

Яша сдаваться не желал. Через каких-то пять минут в мой стаканчик для чаевых перекочевало семь евро пятнадцать центов.

Турок сокрушенно вздохнул, подбросил что-то над собой, поймал. Посмотрел на ладонь и печально вышел из бара.

-         Решка! – захохотал патрон.

 

Мужчина и девочка

 

К полночи мой энтузиазм угас. Ноги гудели от стояния, глаза слезились от дыма. Голова болела от мелодий, которые звучали без конца по радио. Иногда посетители, многие из которых были детьми восточных стран, усугубляли ситуацию – они подходили к музыкальному автомату и включали нечто, напоминающее мне о давнем сериале «Королек – птичка певчая» или о Поладе Бюль-Бюль-Оглы.

-         О чем поют? – спросила я, когда сладкий женский голос окончательно достал меня всякими «лейлам-барам-шикатам».

-         Ээээ... Как это – о чем?  Она его любит, он ее тоже любит, вот и поют.

В следующем произведении она его любила, но он ее уже не любил. Казалось, музыка не изменилась. Не изменилась и моя главная миссия – вскрывать пиво по первому требованию. В промежутках между бутылками я стояла, глядя перед собой. Там почему-то висела картинка с видом Сиднея. Если же перевести взгляд поближе, то можно было как следует рассмотреть трещину в деревянной стойке, напоминающую по форме силуэт Эйфелевой башни.

Главная трудность была в том, чтобы не глядеть на часы, находившиеся правее от Сиднея и выше трещины. Там минутная стрелка, прилипнув к циферблату, неназойливо давала понять: крошка моя, а кто говорил, что будет легко?..

Без четверти два, когда счастье (в смысле – завершение рабочего дня) было уже близко, дверь открылась, и в бар вошла странная процессия: два мужчины, один из которых нес на руках ребенка. Маленькая девочка, лет двух от роду, была белокура и голубоглаза.

-         Полин! – не удивился патрон. – Здравствуй, дорогая!

Маленькая Полин кокетливо ткнула Рашида пальчиком в нос и спряталась за плечом своего кавалера.

-         Что ты будешь пить, красавица? Мятный сироп?

-         Да, - сказала Полин и снова спряталась.

Мужчины попросили все того же растреклятого пива. Девочка глотнула пару раз зеленую жидкость из своего бокала, на котором была написана марка виски, и потянула за свитер человека, который ее принес.

-         Домой? – спросил он. – Сейчас, сейчас, Полин.

Лицо его было маленьким, как смуглый, сжатый до боли в костяшках кулак. И сам он был маленьким, щуплым. И еще он казался каким-то промасленным. 

Он допил свою бутылку, расплатился. Перекинул уже засыпающую Полин через плечо и вышел, вместе со своим спутником.

-         Ты смотрела «Мужчину и женщину», Валантина? – спросил Рашид.  – Это – почти Трентиньян.

История про «почти Трентиньяна» оказалась жутковатой. Когда-то этот хрупкий человек был чемпионом Франции по мотогонкам. И однажды его жена, когда тот в очередной раз уезжал на очередные соревнования, выбросилась из окна. Лет пять вдовец не смотрел ни на женщин, ни на мотоциклы. Стал авиамехаником, пропадал на аэродроме. А потом женился на молоденькой блондинке, которая родила ему дочь. И – ушла.

Теперь он таскает с собой Полин повсюду: на работу к самолетам, в бары, в дешевые столовые.

Говорят, беленькая девочка очень похожа на свою красавицу-мать.

Таким и был печальный финал первого рабочего дня. Напоследок патрон выдал мне пару смятых купюр, вытащив их из ящичка кассового аппарата.

Снилось мне пиво. Пиво, пиво, и ничего, кроме пива.