Мы не знаем его. Мы, наше поколение «почтитридцатилетних». Может, стоит
говорить о себе лично – согласна.
Я не знаю его, человека, который написал, что «из крохотных мгновений
соткан дождь». И что «память укрыта такими большими снегами». И что «свадьба
пела и плясала».
Что же я знаю? Только имя. Роберт Рождественский.
Я и мои друзья, мы не заметили, как были
изданы последние его стихи. Мы прошли мимо, не оглядываясь. Его дочь Ксения
сейчас написала об этом всеобщем чувстве равнодушия, которое испытывали и мы:
об ощущении «почти разрушенного памятника архитектуры, по которому никто не
ходит – в лучшем случае послушают экскурсовода, посмотрят на масштаб». В этом
сравнении нет надрыва – есть грустная, но спокойная констатация факта. С
которой и начинается книга о Роберте Рождественском – «Удостоверение личности».
Маленький тираж – тысяча экземпляров.
Фотографии на обложку наклеивались вручную. Усмешка времени: посмотрела б я,
как клеили бы карточки на книжки Рождественского, выходившие прежде миллионными
тиражами.
Разноцветные страницы – оранжеватые, для его
строчек. Белые – для строчек о нем, написанных в разное время после его смерти
Окуджавой, Аксеновым, Евтушенко, Кобзоном, Магомаевым. Всех не перечислишь, да
и не к чему.
На белых страницах – фигура на фоне эпохи.
На рыжих – лицо.
Стыдно, но мне не знакомо ни то, ни другое.
В первом случае сторонние наблюдатели, в
которых даже друзья превращаются в момент написания воспоминаний об умершем,
рассказывают про человека деликатного, искреннего, бесстрашного, остроумного,
любящего, терпимого. Человека, который первым издал Высоцкого (сборник «Нерв») и
добился реабилитации Мандельштама. Этот «витязь бедный» был вполне обласкан
властью, но не боялся пойти на встречу с приехавшим эмигрантом Аксеновым или
подписать письмо в защиту Синявского. При том, что диссиденты все равно не
прощали ему той обласканности.
Во втором случае...
Там – стихи. И я не о масштабе сейчас
говорю, тоном экскурсовода, понимаете?
Просто вчитайтесь.
Пожалуйста, вчитайтесь.
Другие фигуры и другие лица мелькали чаще,
освоив великое искусство пиара. Рождественский умер в 94-м, еще до того, как
это слово вошло в обиход. «Круги забвенья и круги почета не слишком-то влияли
на него», - написал он сам. Просто очень написал, и поэтому веришь.
Валентина ЛЬВОВА
***
Этот витязь бедный
никого не спас.
А ведь жил он в первый
и последний раз.
Был отцом и мужем
и - судьбой храним –
Больше всех был нужен
лишь своим родным...
От него осталась жажда быть собой,
медленная старость,
замкнутая боль.
Неживая сила.
Блики на воде...
А еще –
могила.
(Он не знает,
где).
***
Тихо летят паутинные нити.
Солнце горит на оконном
стекле...
Что-то я делал не так?
Извините:
жил я впервые
на этой Земле.
Я ее только теперь ощущаю.
К ней припадаю.
И ею клянусь.
И по-другому прожить обещаю,
если вернусь...
Но ведь я
не вернусь.
Используются технологии
uCoz